*
Я боюсь за Гарри.
Он слишком хрупок – его запястья и лодыжки болезненно тонки, а ребра, кажется, можно сломать неловким движением пальцев. Его кожа полупрозрачна, суха и похожа на пергамент, под тонкими веками можно разглядеть синеватые прожилки вен. Глаза Гарри помутнели, и ниже залегли синие круги – не легко пережить смерть крестного отца.
У меня никогда не было крестного, но мне не чужда его боль. Ведь понимать его – моя работа.
И когда он идет по ночному коридору, его ноги выглядывают из-под отцовской мантии. Он слишком сильно вырос, так, что мутновато-прозрачная старая ткань уже не в силах скрыть его целиком. Он осторожно высовывает руку из-под невидимой завесы и проводит сухими пальцами со слегка выпирающими суставами по спящим картинам. Я слышу едва различимый шорох – его ногти сдирают масляную краску с древних полотен и она тяжелыми разноцветными снежинками оседает на каменный пол.
Просто Гарри ждет его. Он ищет его среди молочно-белого тумана спящих призраков, среди молчащих портретов и скрипящих лестниц. Ему слышится мягкая поступь черной собаки в Гриффиндорской гостиной. Ему чудится его голос среди баритонов рождественского хора.
И на своих ладонях он все еще чувствует теплоту покрытых жесткой щетиной щек Сириуса Блэка.
А мне не нужны никакие заклинания и свечи, чтобы видеть Гарри. Я всегда хожу за ним по пятам, охраняя каждый его вдох и выдох. Каждый его шаг.
Я не дам ему упасть в пропасть, свалиться с метлы или утонуть в ванне в комнате старост. Я закрою ладонями его уши, когда закричит Мандрагора. Ведь оберегать его – это моя работа.
Я же помню его еще с самого детства, с тех самых пор, когда мы познакомились в поезде – встречайте, герой волшебного мира или просто маленький мальчишка с глупым шрамом на лбу. Он любит Шоколадных лягушек и не боится есть ириски от Берти Ботс.
И я узнал в нем всего лишь испуганного подростка и принял его слабость. Кто кроме меня мог это сделать, если все желали видеть его героем?
А сейчас испарина покрывает его лоб – небольшая лихорадка обычна для поздней осени. Антипростудное зелье действует быстро, завтра Гарри снова сможет бередить свою душу воспоминаниями, слушать шепот доспехов в третьем коридоре направо и шлепать по мокрым лужам. А я буду тенью ходить за ним и вытаскивать из очередной передряги.
Я, Рон Уизли, староста Гриффиндора, шестой курс, задуваю свечку у кровати, укутываю его в толстое лоскутное одеяло и как-то по-отечески целую в лоб. На большее я не осмелюсь никогда, ведь моя работа – защищать его, а не любить.
Ну а если и любить – то только очень тихо...
Тссссс...
