Когда наступает вечер, я забираюсь в кресло и приказываю эльфу-домовику принести мне чаю.
Я сижу в кресле и пью ромашковый чай.
Смотрю на огонь.
Когда
я был совсем маленьким, то часто думал, что огонь не может причинить
мне никакого вреда – мы похожи. Красноватые языки пламени не тронут мои
ярко-рыжие пряди, а, ласково взъерошивая, переплетутся с ними, и
непонятно будет, где закончился я, и начался огонь.
Помниться, я
даже хотел это проверить, но, к счастью, рядом оказалась моя мать,
пресекшая мою попытку подружиться с огнем, и я отделался легким испугом
и небольшим шрамом от ожога на запястье.
Когда он увидел этот
ожог, то изменился в лице. Я заметил – он очень чуток к любым следам
насилия на коже, быть может, потому что сам носит на лбу подобную. Я
хотел ему рассказать про огонь и про пряди, но он просто провел пальцем
по моему запястью и слова застряли в горле и показались мне излишне
сентиментальными и даже наивными.
Конечно, я слышал о знаменитом Мальчике-который-выжил. Но я и не мог себе представить, что стану его другом. Лучшим другом.
Впрочем,
искру сомнения в том, что я – его друг, заронил в меня он сам. После
того, как он отказался говорить мне, каким образом его имя попало в
Кубок Огня, мы здорово поругались. Тогда я узнал о себе много нового и
интересного, в том числе и то, что Его величество ненавидит, когда
идиоты типа меня ходят за ним как тени.
Тогда я спросил у
него – он что, дружит со мной только потому, что я – ничтожество и на
моем фоне он смотрится королем Гриффиндора?
Я – никто.
Иногда это даже забавно – быть никем. Милым, обаятельным, добрым, но – никем.
Моя мать и мой отец – никто.
И
сколько бы они не твердили, что деньги и социальный статус ничего не
значат, главное, чтобы человек был добрым и умным, я им не верю.
Социальный статус определяет мнение людей о тебе, а человек зависим от
него - стадное животное, все же. А когда они говорят, что деньги – это
не важно, меня пробивает гомерический хохот. Действительно, деньги не
важны. А вот их количество...
Он ответил – а ты что, не знал?
Тогда я понял, что наступит день, когда я заставлю его понять меня, оказаться на моем месте.
День не наступил.
Зато наступил вечер.
Кружка
с чаем остается в гостиной, а я иду в спальню мальчиков. По пути
несколько раз оглядываюсь, чтобы оставить у себя в память отпечаток
комнаты в красных тонах, чашку чая с ароматным запахом – я стою от нее
метрах в трех, но кажется, что чувствую этот легкий запах - камин и
огонь. Подмигиваю пляшущему в камине пламени и открываю дверь в спальню.
Из
спальни тянет холодом. Мне зябко, я поеживаюсь в своей мантии но, тем
не менее, решительно и по возможности тихо подхожу к твоей кровати,
откидываю полог и...
Ты спишь. Темные волосы
растрепались, веки плотно сомкнуты, рот чуть-чуть приоткрыт. Даже во
сне ты умудряешься сохранять потрясающе небрежный вид. Даже очки,
фирменные круглые очки, неаккуратно брошены на тумбочке у кровати.
Я
наклоняюсь к тебе и провожу кончиками пальцев по твоим волосам. Ты
тихонько стонешь во сне и пытаешься засунуть мою руку к себе под щеку.
Мило, очень мило.
Вдруг меня озаряет гениальная в своей простоте мысль.
Я
действительно - никто. Но наверное, если ты будешь со мной, если ты
будешь моим, если мы вместе... сейчас...я стану кем-то? Я ведь не буду
одинок, у меня ведь будешь ты, я буду нужным, да, да, да?
Твое
«да» могло мне послышаться, это мог быть просто вздох, но я понимаю это
по своему и начинаю расстегивать на тебе пижамную рубашку. В голове
бешено стучит кровь, она же пульсирует в венах, мне кажется, что я
никогда не расстегну ее до конца. Ты уже проснулся, но у меня нет сил
остановиться, да и не хочется, я уже почти задыхаюсь, когда понимаю,
что ты вступаешь в мою игру. Я заставлю тебя играть по моим правилам.
Кажется, я даже сказал это вслух, перед самым концом. Финал наступил, я
судорожно комкаю простыни и пытаюсь сдержать стон, и попутно слышу, как
ты, кончая, произносишь имя того прилизанного белобрысого ублюдка из
Слизерина.
Едва я услышал это хриплое «Д-драко-о-ооо...»,
как почувствовал, что все вокруг меня замедляется, перед глазами уже
поплыли фиолетовые круги, и я бы точно потерял сознание, если бы не
отрезвившая меня вспышка ярости. Он опять меня использовал, только
теперь я выступал в качестве манекена, с которым, закрыв глаза и
представляя, что это кто-то другой, провел несколько приятных минут
мальчик, чье имя значится в каждом учебнике истории. Можно сказать, он подарил мне эти драгоценные минуты.
Только
я больше не кукла и не манекен, мне не нужны от тебя подачки, слышишь?
Ты осторожно киваешь, и опасливо отодвигаешься на метр-другой подальше.
Вторая вспышка ярости, сильнее первой – я кричу, что ты шлюха, что я ненавижу тебя.
Твои брови ползут вверх - ты уже нацепил на себя презрительную улыбочку.
Треплешь меня по щечке.
И добиваешь последней фразой: «Ты не можешь меня ненавидеть. Ты любишь меня – вот в чем дело».
Кажется, я теперь понимаю, что такое «последняя капля».
В
бесформенной куче одежды я нащупываю палочку. Потные руки скользят по
ее холодной полированной поверхности, но этот холод не отрезвляет, а
наоборот, туманит мне голову.
Оказывается, убить – это так просто.
Кажется, кто-то когда-то говорил мне, что заклинанием можно убить человека, которого ты действительно ненавидишь.
Зеленая вспышка.
Вот и все.
Глухой звук падения тела.
Скрип двери.
Я возвращаюсь в гостиную.
Чай в чашке все так же дымится, огонь весело пляшет в камине.
Забираюсь с ногами в кресло.
Я сижу и пью ромашковый чай.
Это единственное, что мне остается делать.
