Февральский ветер

aguamarina

Сегодня они столкнулись у двери маггловской квартиры. Всегда приходившего четвертью часа раньше Гарри задержали на работе.
Квартира встретила их промозглым холодом и разбитым окном.
- Февральский ветер, - хмыкнул Драко, прислонившись плечом к косяку. Гарри понял, что все придется делать ему. Как обычно.
- Репаро! – взмах палочкой. Осколки взлетели с пола и встали на место, став совершенно целым стеклом. Действие «Репаро» до сих пор поражало Гарри, как самое большое чудо.
Он не успел закрыть шпингалет; порыв ветра снова хлопнул створкой, и стекло снова вылетело, разлетевшись на бритвенно-острые осколки. Драко рассмеялся.
- Не судьба, Поттер!
Гарри раздраженно обернулся. Он был страшно зол: не только из-за разбитого стекла – из-за всего вообще. Из-за нелепости ситуации, из-за неустроенности секса в чужой квартире, из-за необходимости этой двойной жизни. Когда все успело так усложниться? Почему? И когда он в последний раз видел смеющегося Драко? Точно не в эти полтора года.
- Пойдем погуляем, - сказал Малфой.
И они пошли гулять по неуютной набережной Темзы и даже выпили кофе в уличном кафе, опрометчиво решившем, что уже весна. Солнце робко ласкало лица лондонцев, но спина и… гм, то, что было ниже, всей кожей ощущали близость снега и холодного ветра. «Черт с ней, с конспирацией», - подумал Гарри. Кто их увидит в маггловском Лондоне? А если и увидит – почему Поттер не может пить кофе с Малфоем? В конце концов, они были сокурсниками… двадцать лет назад.
- А помнишь прошлый февраль? – спросил Драко. Он подносил чашку к губам затянутой в черную перчатку рукой. Ветер трепал светлые волосы. Его шарф был серо-зеленым.
На Поттере шарфа не было. Забыл, как всегда. И перчаток не было. В прошлом году он послал Драко сову 14 февраля. А потом оказалось, что в этот день у магглов праздник, и Артур, как когда-то Локхарт в Хогвартсе, настоял на том, чтобы устроить в Норе День святого Валентина для всей семьи. Было очень весело. Встречу, естественно, пришлось перенести.
- Помню. Более дурацкого праздника и не представишь, - сказал он, улыбаясь. Все-таки с Уизли было очень весело. Тепло и уютно.
Не как с Драко. Разбитое стекло. Рвущий волосы ветер. Чуть греющее солнце.
Драко молчал. Панси понятия не имела о маггловских праздниках. Она в тот день навещала родителей. Драко было решительно нечем заняться, после того как Поттер отменил встречу. Он не нашел ничего лучше, чем хлебнуть Оборотного зелья и явиться к блэковскому особняку. Он полтора часа проторчал под его окнами, прежде чем понял, что дома никого нет.
Просто – никого.
Не рассказывать же об этом Поттеру.
- Возвращаемся? – неуверенно спросил Гарри. Черт, почему он никогда не понимает, чего хочет Драко?
Может быть, потому, что Драко и сам не знает, чего ему хочется?
Они вернулись, починили окно и занялись любовью, плюнув на промозглый холод. Как подростки, честное слово.
На этот раз обошлось без традиционного огневиски. И без переругивания, тоже ставшего с некоторых пор традицией.
Что-то было не так.
Февраль.
***
- Черт побери тебя, Малфой, мог бы однажды и сам принести! Почему всегда я должен об этом думать?
- Не можешь без допинга, Поттер, - купи маггловской «Виагры». Мне огневиски не требуется.
Вот так они и ругались. Едва отдышавшись после бурного оргазма, успевали сцепиться из-за какого-нибудь пустяка. Ядовитые слова метались в крошечном неуютном пространстве, как болезненные заклинания. Воздух звенел и густел от невысказанного.
- Ух ты, знаком с маггловскими препаратами? Пользуешься?!
- Только с тобой, Поттер.
Чем больнее, тем лучше. Боль – выкуп за предательство семьи. Непрестанная, изматывающая боль ожидания, боль встречи – резких слов и коротких взглядов на часы, боль расставания – привычная боль недопонятости, недоговоренности. Боль возвращения – от глаз жены, от перешептываний за спиной и главное – от того, что опять впереди целый месяц одиночества. Боль родная, лелеемая, ненавидимая, неотступная. Ради чего? Как можно быть одиноким в семье? Откуда берутся вопросы, не имеющие ответа?
- Уходи, Малфой, уходи уже!
Тишина. Оказывается, его уже нет. Давно?
Декабрь.
***
Малфой идет по маггловской улице, в мантии, сухо постукивая тростью по плитам тротуара, внимательно глядя перед собой. Он не замечает изумленных взглядов прохожих. Он забыл аппарировать и вспоминает об этом, только выйдя к берегу Темзы. Река движется мимо него, темная, свинцово-синяя, холодная, и Драко вздрагивает, очнувшись. Домой… да, ему нужно домой. Но он по-прежнему стоит на бульваре, глядя на реку.
- Гарри Поттер, - медленно произносит он чуть ли не буквам, будто пробуя имя на вкус. – Гарри Поттер.
Его лицо трескается, искажается – ломается линия бровей, между ними четко пробегает глубокая складка, губы кривятся, комкаются, зубы больно прикусывают нижнюю. Этот нарисованный на перекошенном холсте Малфой существует не более минуты, и можно поклясться, что негромкий звук - всего лишь шипение, вызванное болью от прикушенной губы. Драко аппарирует домой; он почти напуган.
Январь.
***
Вторая сова за месяц. Неправильно.
- Ты чего, Поттер? – А он, похоже, и сам не знает. Глаза – весенние. Зеленые. Драко улыбается, хотя должен бы злиться. А чего злиться? Целоваться – лучше.
…
Лежат на кровати, уставившись в потолок. Вообще-то пора домой. Лежат.
- Я развожусь с Панси, - говорит Драко. Лицо Гарри застывает.
- А Скорпиус? – спрашивает он.
- Остается со мной, разумеется. Панси будет навещать нас, забирать его на каникулах. Она согласилась, что это разумно. Мы сможем дать ему больше. В любом случае, Малфоев должны воспитывать Малфои.
Гарри вздыхает.
- А вот Джинни бы никогда… - начинает он и останавливается. Что он хочет сказать? Что Джинни никогда не согласилась бы расстаться с детьми? Что он и не думал о разводе? Что Джинни почти убедила его завести еще одного малыша?
Пожалуй, об этом сейчас не стоит.
Февраль.
***
Третья сова за месяц. Катастрофа. Цунами. Лавина.
Джинни.
- Ты никуда не пойдешь.
Гарри. Виноватый и упрямый. Глаза зеленые, как двадцать лет назад.
- Зачем? – спрашивает Джинни. – Почему? Кто?
Гарри невольно улыбается, представляя, насколько далека Джинни от истины в своих подозрениях. Улыбка переполняет чашу терпения.
- Уходи!
Чаша терпения Джинни разбита вдребезги. Поможет ли «Репаро»?
Наверное, нет. Только любовь.
Гарри ищет в себе любовь к этой рыжеволосой ведьме. Находит: любовь к детям, к дому, к семейному уюту.
- Я не хотел, - говорит он бесполезное, но необходимое.
- Уходи!
Но как? Он не может. Он не хочет. Он не готов.
Гарри делает шаг от двери назад и обнимает жену. Так он просит о прощении. Она думает, что это прощание. Ее плечи остаются напряженными. Мысленно она вне его объятий. Мысленно она строит новую жизнь своей семьи. Без Гарри Поттера. Совсем нестрашно. Она сильная, она сможет.
Гарри не знает об этом. Он вернется. Вернется, и, возможно, они в очередной раз попытаются сложить в одну картину паззлы из разных коробок. Подобие целого.
Через голову Джинни он бросает взгляд на часы. Он опаздывает. Драко ждет его, а он не любит ждать. Гарри больно бросать Джинни в таком состоянии, больно от неоконченного разговора, больно от того, что он не принес счастья этой девушке, которая почему-то так любит его. «Извини», - бормочет он и выскакивает за дверь.
На обозленного ожиданием Драко выливается вся виноватая нежность, предназначавшаяся Джинни.
- Ты с ума сошел, Поттер, - говорит он, глядя в глаза любовника и вспоминая, какими они были на последнем курсе Хогвартса. Кажется, точно такими же.
- Наверное, - отзывается тот и грустнеет.
- Поттер?
- Это неправильно, - говорит Гарри серьезно. – В сорок лет человек должен иметь семью и стабильную жизнь.
- Стаби-и-ильность, - презрительно повторяет Драко. – Поттер, перестань мерить жизнь маггловскими мерками. Ты маг. У тебя впереди лет сто жизни. И у меня - сто двадцать. Стаби-и-ильность… Получишь ты свою стабильность, успокойся – мраморное надгробие и цветочки по выходным.
- Почему?
- Потому что нечего ныть о том, как все неправильно.
- Почему я сто, а ты – сто двадцать?
- Потому что я чистокровный.
- Тебя Джинни раньше заавадит – ей на чистокровность плевать.
- Ты что, рассказал ей?
- Нет.
- Расскажешь?
- Не знаю.
Все еще февраль. Рвущий волосы ветер. Чуть греющее солнце. Ожидание весны.

T H E E N D