Сегодня уже четвертая годовщина. Четыре коротких года пролетело, в
течение которых все изменилось. Взошло солнце, даря жизнь всем на
земле: каждому растению, каждому созданию, - заставляя меня впервые
удивляться его красоте. Взошло солнце всех цветов радуги для того,
чтобы осветить темную ночь багровым, красным, оранжевым, желтым…
наконец, всеми цветами, останавливаясь на спокойном голубовато-зеленом,
почти таком же, как твои глаза. Я открыла глаза в тот день и увидела
красивую девушку, стоявшую там, где днем раньше были мои друзья. Ты
была моим другом. Я любила тебя. Ты была для меня всем.
В тот день тебе исполнилось шестнадцать – милый, невинный возраст, как
только что выпавший снег. Ты никогда не целовалась с мальчиками. Во
весь голос ты распевала поп - песни, не боясь мнения окружающих.
Остальные этого не знали, но ты писала песни самостоятельно.
Был поздний декабрь, и снег запорошил площадку толстым одеялом, будто
давая приют прекрасным цветам. Холодные щитки на слабых стеблях на
самом деле убивают их. Это напоминает мне о нас. Мое равнодушие
защищало тебя, а потом подчинило воле Люциуса.
Тогда ты плакала. Свободно и без стеснения слезы бежали по твоему лицу.
Я воспитывалась строгим отцом, а он приказывал мне не плакать. Это было
недостойным. Чистокровным нельзя плакать!
- Прекрати рыдать! – велела я, как он наказывал мне. Из-за моих слов ты
заплакала еще горше. Я не могу позволить тебе плакать из-за меня и
сказала правду, надеясь развеселить тебя. – Знаешь, ты гораздо
симпатичнее, когда улыбаешься.
- Я не симпатичная.
- Да, ты красивая.
- Ты не понимаешь, Нарцисса… Меня никто никогда не целовал. Как может
красивая девушка дожить до шестнадцати лет, ни разу не поцеловавшись?
Я не знала, что ответить тебе. Не знала, что сказать. Слова сами пришли
мне в голову: -Лили, я уверена, кто-то обязательно поцелует тебя.
- Нарцисса… ты поцелуешь меня? – ты спросила, краснея. – Я… имею в виду
- только для того, чтобы почувствовать, каково это, конечно.
Мое сердце пропустило удар: - Да.
Ты придвинулась на пару дюймов. Я подступила ближе. Мои коленки
дрожали, и я, боясь упасть, села. Ты присоединилась ко мне, лицо было
всего в нескольких сантиметров от моего. Мы пододвинулись еще ближе,
стукнулись носами. Вокруг была мертвая тишина. Наконец, ты была уже
совсем рядом, и наши губы соприкоснулись. Мыслей не было, когда я
просунула язык в твой рот. Он был влажным - чувство, которое заставило
небеса остановиться, и ангелы наблюдали за этой красотой, гораздо
большей, чем на небесах. Это был рай.
Некоторое время мы сидели вместе, ни о чем не думая. Твой язык – все,
что существовало, теплый рот был божественным. Мы оторвались друг от
друга, чтобы вдохнуть воздуха. Никто не произнес ни слова.
Несколько дней мы не могли и выдохнуть слова друг другу, это было так…
неловко. Чем больше времени мы проводили молча, тем это стало казаться
более неудобным… Я знала это. И ты знала. Поэтому не было сказано ни
слова.
Днями я лежала на кровати, размышляя о том дне - дне, когда затихли
небеса, когда хор пел об Иисусе и Марии. Они продолжали петь, а я
пыталась заснуть, зная, что ты никогда не испытаешь то, что чувствую я.
«Безмолвная ночь, священная ночь… Все спокойно, все сияет …»
И правда.
Я достаю свое перо. Осматривая его, недолго думаю о заслуге этого пера
в моей смерти. Эта мысль мгновенно куда-то исчезла, когда я вспомнила
твое лицо. Я имею в виду, что у тебя красивы и душа, и тело.
Я спешно пишу, зная, что если я буду медлить, то никогда не смогу
написать о чувствах, а вместо этого напишу о мыслях и о том, что,
думаю, тебе хотелось бы услышать.
Я написала обо все этом быстро, за несколько коротких минут. Перо
танцевало по странице красивыми кругами, как мой язык сплетался с
твоим. Закончив, я шагнула назад и прочла свое письмо. Я смяла его и
испепелила огнем, вырвавшимся из моей палочки.
Слов недостаточно. Их всегда не хватало. И никогда не будет хватать.
Прошли дни, и я первая заговорила с тобой. Ты шептала эти слова, повторив их трижды, убеждая, что это не было недоразумением:
- Я люблю тебя. Люблю тебя, Нарцисса. Я люблю тебя, Нарцисса Блэк.
Я не могла говорить. Слова застряли где-то в горле. Ничего не говоря, я
поцеловала тебя. А ты ответила на мой поцелуй. Так, как в
Рождественскую ночь.
Еще два года наша любовь была тайной. Мы скрывались, потому что это
было единственным возможным выходом: твоя семья убила бы меня, моя –
нас обеих.
Ночью, когда все остальные спали, я думала о тебе, думала о нас. Где мы
окажемся после выпуска, когда вырвемся из этой адской дыры? Я не выйду
замуж за Малфоя, как хотят мои родители - я женюсь на тебе. И мы будем
жить вместе долго-долго. Когда на рассвете затеплится рассвет, тебе
больше не придется покидать меня. Никто не поймает нас. Мы будем собой:
я буду любить тебя, а ты – меня.
Этот сон был таким прекрасным. Я бы хотела никогда не просыпаться. Но я
проснулась, и мне придется оставить эти клочки воспоминаний позади.
