Ямка за ухом влажная от языка, пушистые волосы забавно щекочут нос, и
пахнет… пахнет розовым шампунем, таким же, какой выдают всем девочкам
Хогвартса первого сентября.
Не шевелиться, может, скажет что-то. Щекотно прикоснется мягкими
губами, отчего мурашками по шее, по плечам, по рукам… Понимающий смешок
эхом под высоким потолком растает, и снова тихо-тихо. Легкие
прикосновения то к спине, то к холодному запястью, и это ничего, это
можно.
Губа прикушена блестящими крепкими зубами, она слушает, не торопится
убрать спадающую на плечо белокурую влажную прядь. Зачем? Это так
приятно и никто не видит.
Никто, и она это знает.
И так долго можно вздрагивать от быстрого шепота, горячим дыханием
обдающего ухо, и шею, и ямочку на гладкой щеке. А в вырезе мантии
кружевная бретелька впивается в тугое плечо. Как мило и как нежно.
Нежно, нежно, нежно и так хорошооооо…
И стук в дверь. Рыжий задавака, прервал такой важный разговор. Но ничего, ничего…
В классе не тихо - обсуждения, болтовня, споры, разговорчики. Дорогая
пудреница сияет в руке сиреневым свечением, на пальцах легкий кремовый
след, и пока никто не видит… и пока никто не знает… можно пускать
солнечных зайчиков по щекам, по губам, в глаза… и она улыбается. Там,
где чуткие пальцы стискивали рукав, кремовые пятнышки, и зайчики,
зайчики на потолке. Скользят, резвятся, пока рука нежит и ласкает. И
она вздыхает, перекидывает волосы на правое плечо и жмурится, а может
просто хочет сказать, как ей хорошо с тобой, подружка…
Но это все просто так. Пока никто не видит.
Идем, идем… По упругой траве - земля пружинит после дождя – к теплицам.
Идем, и она поглаживает такой притягательный изгиб между большим и
указательным пальцем, и сжимает, сжимает руку – слабо, легко,
чуть-чуть. И от этого привычные мурашки, и голова кружится, и воздух
пьешь-пьешь… не напиться. Не упиться ее прикосновениями, ее
присутствием… всегда-всегда. В душной жаркой спальне, когда скользит по
бедрам шелковая тяжелая юбка. И от брошенной кружевной сорочки
сквознячком приносит едва уловимый аромат ее тела. Женственный,
сладкий, тонкий… Никто не заметит. И можно шептаться до утра, а когда
карминный восход зальет ее лицо, подняться. Тихо - никто не слышит
легких шагов – и утонуть в перине, горячим бедром прикоснуться к
гладкой коже и застыть. И наклониться. И все.
А сейчас светло, сейчас нельзя.
А у теплиц их многоооо. Твоих цветов.
А потом как будто случайно, передавая кому-то лимонные булочки,
прижаться боком и почувствовать… дааа. В Большом зале слишком шумно,
слишком людно, и она хмурит брови, потому что не хочется уже просто
касаться локтями и сжимать крепко-крепко ноги. Хочется ладонью ощутить
гибкость, и упругость, и тяжелую налитость, прижимающуюся сейчас к
плечу. Хочется чего-то спелого и нежного, и чтобы пахло так же - так
же, как и утром, и это всего лишь игра, так надо. Но пока только так, и
улыбайся, улыбайся рыжему, пока вжимаешься телом и тискаешь под столом
ее бедро. И когда встаешь, ткань мантии впереди смята, не расправить…
Это обещание.
Палочка – тонкая и легкая, как она сама – взлетает, и все, темно. И
разговоры до утра. Пока не будет можно. Пока не услышишь шепот: «Ну
иди, иди же сюда», и соскользнешь с влажной от пота постели, чтобы
тихонько пробраться вглубь жара и счастливого смеха, и погрузиться в
таинство раскинутых рук и ног… и чувствовать порывистые вздохи, пока… и
слышать всхлипы, пока… И пить ее, пить до дна, до залитого пунцовым
жаром живота, до мягких, переплетенных с твоими пальцами завитков. И
считать пульс меж бедер, считать, пока не ты устанешь, пока она не
затихнет. И все. И утро.
В Хогвартсе хорошо. В Хогвартсе почти никогда никого нет… В Хогвартсе
очень много пустынных залитых солнцем залов. Очень много скамеечек в
лабиринтах зеленого сада, укромных уголочков, где можно просто сидеть.
Где никто и никогда не узнает. И это можно. И тогда это можно.
Можно вздрагивать от прикосновений, таких легких и мягких. Можно сидеть
близко-близко и смотреть на разлет бровей, на капризный изгиб губ.
Можно молчать. Можно накручивать на палец блестящий локон и тихонько
дуть на шею, и смотреть, как она ежится и вздыхает. Можно просто
склонится и снова коснуться губами. Совсем чуть-чуть, едва ощутимо, это
же просто так, это просто пока никого нет.
Это можно.
