Я всегда смотрю на нее издалека. И грущу временами. У нее ведь ленты атласные в волосах. И цветы. Нежные, пастельные лепестки лаванды со сладким, дурманящим запахом.
Я подтягиваю чулки, поправляю мятую юбку. При ней ведь плохо нельзя выглядеть. Она совершенна. У нее золотистые локоны, как у Рапунцель и удивительные глаза. Голубые-голубые, почти прозрачные. Они напоминают мне утреннее майское небо, когда нет ни облачка – только ровная гладь, как будто в зеркало глядишь.
И видишь отражение своей души.
У нее сладкое имя – Ла-ван-да. Браун. Почему-то коротко и ясно, а при этом необыкновенно, волшебно до жути. Я зажмуриваюсь, потому что чувствую мимолетное касание, почти невесомое – она ведь призрак теперь. А я не могу поверить.
Ведь ее не может не быть, да? Она такая… такая пронзительная, такая хрупкая, такая родная и материальная, даже почти вечная. Но мне говорят, что ее нет. Я не могу поверить, не могу, не могу… Точно ведь знаю, что стоит только войти в Большой Зал, как услышу ее серебряный смех, увижу, как она голову по-дурацки назад запрокидывает, вы ведь знаете, наверное.
Лаванда. По ее лицу текут слезы, и тушь размазалась. Она тоже не верит, что мертва. Ну и что, что кожа мертвенно-бледная? А губы всего лишь блеском вишневым стоит подкрасить и все. Можно на занятия.
Я люблю ее. Люблю мою сладкую нежную девочку с цветочным именем. Она будет жить. Будет жить в вашем сердце.
